Волчья стая - Страница 42

– Хрен ему в жопу, а не конвенцию, – безмятежно улыбаясь, протянула Маргарита.

Троица перебрасывалась репликами, как хорошо сыгранный оркестр. Верзила Гейнц снял с Вадима наручники и положил их куда-то в угол, но из комнаты не ушел, остался торчать за спиной в опасной близости.

– Коньячку? – любезно предложил комендант. – Фрейлейн, не поухаживаете ли за гостем? Сам он стесняется… Хоть и воняет от него дерьмом на три версты, а все же гость…

Маргарита без тени неудовольствия гибко встала, налила довольно большую рюмку коньяку, поставила перед Вадимом, в два счета разложила на большой тарелке тонко нарезанную ветчину, сыр, красную рыбу.

– Чем богаты, по-походному, – пояснил комендант. – Угощайтесь, гостенек дорогой. Прозит!

Вадим медлил – и в ожидании подвоха, и опасаясь первым же проглоченным кусочком вновь вызвать бунт в желудке.

– Положительно, это хамство, – обиженно протянул комендант. – Нами откровенно брезгуют, господа, полное впечатление. Мы эту свинью усадили за стол, как порядочного, а он жрать не желает…

Удар сзади ладонями по ушам поневоле заставил Вадима взвыть и согнуться. Вроде бы и не сильно, но больно до ужаса, даже слезы из глаз брызнули.

– Когда предлагает герр комендант, надо жрать, – наставительно пробасил над головой Гейнц. – Тебя, паскуда, нешуточной чести удостаивают… Еще двинуть?

Выпрямившись, смаргивая слезы, Вадим осторожно взял с тарелки ломтик сыра – и в следующий миг шумно впечатался физиономией в эту самую тарелку, раздавив и разбросав все, что там было. Кувыркнулась рюмка, коньяк потек на щеку.

Гейнц, все еще держа его за шиворот, рывком вздернул голову:

– Тебя в каком хлеву воспитывали, сволочь? Воспитанный человек, прежде чем хватать еду руками, сначала вежливо интересуется, где можно помыть руки…

– Фрейлейн, уберите это, – поморщился комендант. – Поставьте новый прибор…

В мгновение ока появились новая наполненная рюмка и новая тарелка. Вадим сидел неподвижно.

– Что же вы не кушаете? – радушно предложил комендант.

– Руки немытые, – угрюмо отозвался Вадим.

– Бог ты мой, какие пустяки! – воскликнул комендант. – К чему эти китайские церемонии меж старыми приятелями? Ну? Я горячо настаиваю!

– Жри, падаль, пока предлагают, – ободрил Гейнц. – А то по почкам схлопочешь… Ну?

После долгих колебаний Вадим рискнул поднести ко рту самый маленький ломтик сыра, заранее сжавшись в ожидании удара. Удара, однако, не последовало – ему дали прожевать.

– Коньячку? – любезно предложил комендант.

Казалось, тут-то и подвох. Нет, опять-таки удалось выпить рюмку без постороннего вмешательства.

– До чего приятно посидеть вот так, запросто, без чинов… – умилился комендант. – Но, к моему превеликому сожалению, эту идиллию не удастся затянуть надолго. Вас много, а я один, знаете ли, и времени на каждого уходит несказанное количество. Вам хоть кол на голове теши, как ни объясняй, что преисподняя для новых русских – это всерьез и надолго, ломаетесь, запираетесь, беспочвенные надежды питаете… – Он закурил и откинулся в кресле. – Итак, что мы имеем? А имеем мы Вадима Аркадьевича Баскакова собственной персоной. И магазины у него по всему Шантарску, и акции-то у него, и посты-то у него в разных наблюдательных советах, и квартирками-то он вовсю поторговывает, и автомобильчиками, и бензинчиком. А все почему? Потому что папочка у него генерал, сынишку в обиду не дает… Легко делать бизнес, имея папу в лампасах…

– Нужно еще и голову иметь… – пробурчал Вадим, вновь заранее сгруппировавшись.

Удара и на сей раз не последовало. Комендант расплылся в улыбке:

– Дискутируйте, голубчик, дискутируйте. Истина, как ей и положено, рождается в спорах. Что там насчет головы?

– Папины лампасы – они, знаете ли, далеко не всегда помогают, – сказал Вадим, тщательно подбирая слова. – При полном отсутствии мозгов и способностей получится…

Он умолк, заерзал на клеенке – по ногам вновь потекло, в желудке урчало. Комендант демонстративно зажал нос, отшатнулся:

– Только-только наладилась светская беседа, как вам опять приспичило покакать…

Маргарита заливисто хохотала, закинув голову. Вадим на миг ослеп от бессильной ярости и стыда, ударивших в виски горячей волной. Что печальнее, он прекрасно понимал: в его нынешнем положении ни за что не удастся дискутировать на равных, можно говорить сколь угодно убедительно, разнести противника наголову, но все это выглядит невероятно смешно в устах человека, сидящего без штанов, испачканного жидким дерьмом…

– С чего бы это вдруг его понесло? – размышлял вслух герр комендант. – Гейнц, неужели коньячок?

– Мой грех, герр штандартенфюрер, – откликнулся Гейнц без малейшего раскаяния в голосе.

– Ах, Рэба, Рэба, опять ваши штучки, это вы испачкали благородного дона…

– Но вы же не заставите меня чистить ему седалище?

– Господь с вами, Гейнц, как вам такое в голову взбрело? Вы у нас отличный служака, к чему? Пусть уж сидит и воняет, коли ничего другого не в состоянии придумать, пребывая за столом с приличными людьми. Шутник вы, Гейнц, я уж было сам собрался отпробовать коньячку… – Он согнал с лица улыбку. – Мозги, говорите? По-моему, это еще хуже. В конце концов, дело не в мозгах и не в словесных играх, а в результатах. Вы, жирные коты, заполонили, испоганили и испаскудили все, до чего могли дотянуться, а дотянулись вы решительно до всего… – На сей раз он не гаерствовал и не притворялся, глаза горели дикой злобой. – Не хочу я в собственной стране чувствовать себя рабом, понятно тебе?! – Он едва не задохнулся, с превеликими трудами овладел собой. – Расползлись, гниды, как мандавошки… А вот не угодно ли в преисподнюю, господа хорошие? Молчишь? Ну, хрюкни что-нибудь. Про твоих великолепных адвокатов, про пачки акций, про спутниковые телефоны…