– Игрушка. Анискин долбаный, на понт взять пытался… В такой глуши, поди, им и табельного не полагается… Или потерял по пьянке, как в том кино…
– Но откуда он знал? – спросила Ника дрожащим голосом. – Он же так прямо и сказал…
– От верблюда, – огрызнулся Эмиль. – Некогда голову ломать. Сматываться надо – статейка получается и впрямь серьезная… Нападение при исполнении. С таким и в Шантарске не сразу справишься, а уж здесь, где мы на положении последних бичей, беспаспортных и бесправных…
– Нет, откуда он узнал? – повторила Ника. – Значит, у н и х есть люди в округе?
– У него спроси… – Эмиль присел на корточки, порылся в карманах бесчувственного милиционера. – Ни денег, ни корочек, ничего полезного. С-сука… Вадим, возьми какую-нибудь ветошку, протри все в кабине, чтобы не осталось пальчиков. Живо!
На сей раз Вадим бегом бросился выполнять приказ – не тот случай, чтобы обижаться на тон и дискутировать.
– Тщательней! – прикрикнул Эмиль. – Руль, рычаги, дверцу – все!
И принялся осматривать мотоцикл. Вадим вытащил из-под сиденья большую тряпку, вонявшую бензином и черную от масла, старательно взялся за работу, оставляя темные разводы на дверцах.
Когда он закончил, Ника присела на корточки над старшиной, все еще лежавшим в прежнем положении, осторожно потрогала, выпрямилась с помертвевшим лицом:
– Эмиль… По-моему он – того…
– Сейчас заплачу, – бросил Эмиль, не оглядываясь на нее. – И салют устрою… Черт, и у этого бензина – хрен да маленько… Как они так ездят, козлы? Ладно, сколько сможем, столько и проедем. Садитесь, живо! – Он ударил ногой по рычагу, мотоцикл мгновенно завелся.
Вновь наступил критический момент… Вадим держал ушки на макушке, но Эмиль, не глядя на него, прыгнул за руль, Ника уже сидела в коляске. Тогда и он забрался на второе сиденье, обеими руками уцепился за большую черную петлю, мысленно ругая себя за очередной приступ малодушия: тут бы голубков и о с т а в и т ь, с мотоциклом худо-бедно управился бы…
Бензина хватило, как скупо пояснил потом Эмиль, километров на двадцать. За это время они разминулись со встречным грузовичком – стареньким «газиком», обогнали, не останавливаясь, куда-то шагавших по своим примитивным делам двух мужичков, видели слева еще одну деревню, побольше, куда, конечно же, не стали заворачивать, миновали небольшое озеро – вокруг него виднелось с полдюжины ярких легковушек, сидели рыбаки с удочками, посередине озера кто-то плавал в черной резиновой лодке.
Мотоцикл заглох, когда озеро осталось далеко позади, на узенькой лесной дороге. Сняв крышку и заглянув в бак, Эмиль печально покривил губы и ничего не сказал, все было ясно и так. Все места, где могли остаться отпечатки пальцев, протерли полами бушлатов, зашагали прочь.
Довольно скоро Ника робко спросила:
– А что теперь?
Эмиль едва не взорвался, но опомнился в последний момент, с наигранной бодростью пожал плечами:
– Дальше бредем, Марковна… Места пошли населенные, ну, относительно населенные, однако это внушает… Между прочим, помнит кто-нибудь, какой сегодня день? Нет? Я тоже не помню. Очень может быть, что и выходной – то-то рыбаки к озеру стянулись.
– А какая нам выгода от выходного? – угрюмо бросил Вадим.
– Некоторая… В выходной всегда легче убегать от властей – чем мы в данный момент и занимаемся. Ничего, найдут этого козла, может, и скоро, но с нами его связать будет трудновато. В этом захолустье на выходные казенная жизнь замирает вовсе, вряд ли станут поднимать хай вселенский… – Он широко улыбнулся. – А то и спишут моментально на того сопляка, отчего лично я плакать не буду, не тянет что-то…. Но самое печальное – я до сих пор не могу определиться на местности. Что Каразинский район, что Мотылинский – если только дизик не напутал – отнюдь не Монако, хоть и Франции не равняется…
«Не так уж он спокоен, – отметил Вадим. – Разболтался, значит, нервничает. Хорошо бы свернуть за поворот, а там – город… Есть же тут какие-то города, хоть и маленькие. В городе вряд ли посмеет».
– Стоп! – Эмиль остановился, поднял руку. – А ну-ка, в лес!
Они торопливо свернули с дороги, укрылись за толстой сосной. Звуки, приближавшиеся с той стороны, куда они направлялись, в конце концов смог опознать даже Вадим – стук копыт и грохот телеги, доводилось их видеть раньше, не такой уж он урбанист, чтобы не распознать телегу…
Она показалась на дороге – серо-белая невидная лошадка трусила не спеша, не обращая внимания на громкие матерные понукания. Бразды правления находились в руках столь же невидного мужичонки, словно сошедшего с экрана: сапоги, ватник, простецкая хмельная физиономия. Свесив ноги на левую сторону, он покрикивал скорее по обязанности, а за спиной у него в телеге помещались два ящика с темными бутылками, звеневшими и погромыхивавшими. Одна, початая, пребывала у мужика в левой руке, он как раз к ней приложился. На телеге он был один…
Эмиль мотнул головой Вадиму – и первым вышел на дорогу, махнул рукой, крикнул:
– Эй, притормози!
В общем, ничего пугающего в его облике не было – штык-нож он заранее спрятал в обширный боковой карман и застегнул его на пуговицу. Мужичонка, кажется, ничуть не удивившись, натянул вожжи:
– Стый, холера!
Лошаденка флегматично остановилась, повесила голову.
– Здорово, – сказал Эмиль.
– Коли не шутишь… – охотно отозвался мужичонка. – Стой-стой, где-то я тебя видел… Семенов свояк?
– Да нет, – сказал Эмиль терпеливо. – Раньше вроде бы не встречались… Мы геологи, заблудились немного.