Волчья стая - Страница 99

– Недельки две потаскаешь провод, дурило, а потом поедешь в Шантарск, как барин, на этой самой машине, – поддержал Мухомор. – И никаких тебе хлопот. Управимся за две недели, зуб даю, а там и сезон кончится… Ты за это время сотни четыре заколотишь, плюс Вероника… Кормежка казенная, энцефалитку найдем. Жизнь – во! Я тебе авторитетно говорю, двенадцатый сезон добиваю, то бишь – двенадцатый год…

– Не с кайлой вкалывать, – поддержал Иисус.

– Вот это влипли! – хмельно расхохоталась Вероника, закидывая голову. – А казались такими джентльменами…

– Мы и есть джентльмены, – ухмыльнулся Паша. – Честью клянусь, недельки за две управимся…

Она, к великому неудовольствию Вадима, смеялась без всякой злобы:

– Вот это угодили… Работорговля в стиле рюсс… А в кандалы вы нас заковывать будете?

– Вероника! – возмущенно прижал Паша к груди здоровенные кулаки. – Помилуйте, за кого ж вы нас, таких белых и пушистых, принимаете? В конце-то концов, и не принуждаем ничуть…

– А если мы откажемся? – угрюмо спросил Вадим.

– Пожалуйста, – развел руками Паша. – Нешто я вас держу? Вот только до Бужура придется добираться на своих двоих, а это, между прочим, километров девяносто. В деревне ни у кого ни лошади, ни мотоцикла. Если сейчас двинетесь в путь-дорогу, к завтрашнему утру, может, и дойдете… если не заплутаете. А тут, кроме Каранголя, жилья в радиусе девяноста кэмэ нет… Зато волки, кстати, попадаются. Ну, решайся, пилот. Говорю тебе честно: две недели плюс-минус пара дней – это уж как вы сами справитесь. И поедешь в Шантарск, как король, на тех же спальниках, а там получишь нехилые денежки…

– Но мы…

– Слушай, а что это ты за обоих решаешь? – перебила Ника с видом веселой бесшабашности. – Мне, например, надоело болтаться по этой романтической глуши. Хочу жить здесь. Вы меня работой не перетрудите?

– Никоим образом, Вероника! – оживился Паша. – Утречком сварить ведро борща, ведро каши – и к вечеру то же самое. На обед в деревню не возвращаемся, берем сухой паек… И всего-то делов. Поселим вас у бабки, там у нее в избе хоть пляши, а для него, – он кивнул на Вадима, – местечко на нарах найдется, тут половина домов пустует.

– А баня у вас найдется?

– В два счета! Бабка затопит. Ну, согласны? Есть у рабства свои прелести?

Она погрозила ему пальцем:

– Только чтобы непременно – галантное обхождение…

– Есть! – длинноволосый верзила отдал честь. – Мужики, в темпе запомнили и передали всем остальным: кто нашей очаровательной поварихе нагрубит хоть словом, не говоря уж о жестах – вышибу по двум горбатым, и поплетется он пешком в Шантарск… Ясно? Ну, мы тогда поехали, а вы тут с Вадиком окончательно помиритесь. Спальники Женька сбросит; вам, наверное, во-он ту хату оборудовали. Прошу!

Он подал руку Нике, помог ей забраться в кабину, запрыгнул сам, и «уазик» помчался по единственной улочке вымирающей деревни. Вадим стоял, набычась.

– Держи, – сунул ему бутылку миролюбиво ухмылявшийся Мухомор. – Давай без обид? Ну, так уж вышло… Ты вон посмотри на Иисуса. Мы его в свое время точно так же зашанхаили. Открывали сезон, сели как следует вмазать в Шантарске перед выездом, он к нам и упал на хвост. Поили его два дня, потом по дикой пьянке сдал все документы в контору – и на крыло.

– Вот был номер! – подхватил Худой, прыснув. – Продирает наш Иисус глазенки на третий день, видит – вокруг примерно такая же картина. Мы тогда стояли… В Береше, кто помнит?

– В Линево, – уточнил сам Иисус.

– Вот… Начинает Иисус орать: «Где я, что со мною?» Мы ему, как только что Пабло тебе, объясняем: мол, завербовался ты, голубь, в геофизику, сдал трудовую, спальник и костюм с сапогами получил, расписался за них и поехал за туманом… Иисус едва не подвинулся крышей, вопит: не хочу я среди здесь, я домой хочу! Мы ему объясняем: чудак, кто ж тебя держит? Он сгоряча хватает сапоги и орет: я пошел домой, в Шантарск. Мы ему объясняем: до Шантарска, мил человек, триста километров, как ты их пройдешь пешком, без копейки, документов и даже сухой корочки? Ну, немного рассказали про работу и про житье-бытье… Что мы в итоге имеем? Иисус четвертый сезон мотает… Четвертый год. И не надо ему другой жизни. Верно, Иисус?

– Верно! – возопил поддавший Иисус, обнял за шею Мухомора. – Мужики, да мне теперь подумать страшно, что могло тогда повернуться по-другому! Я бы непременно в Шантарске от белки помер или по пьянке под автобус влетел! Мухомор, друг, не надо мне другой жизни!

– Вадик, бля буду, это чистая правда, – заверил Худой. – Видишь, нашел человек свое счастье. Может, и вы с Вероникой прикипите, жизнь, я тебе клянусь, у нас неплохая… Ты честно скажи, кончал что-нибудь такое? У тебя вид образованный.

– Было дело, – хмуро сказал Вадим.

– Ага, а потом жизнь пошла писать кренделя? Ничего, не ты первый, не ты последний. Посмотришь мужиков, убедишься. У Лехи два диплома, политех и шкипер дальнего плавания. Водяра сгубила. Майор-танкист есть. Только что из бывшей несокрушимой выперли – взял моду командира полка с пистолетом по танкодрому гонять. Славка ничего еще по молодости не кончал, зато стихи пишет, писателем хочет быть. Глядишь, и станет, он упрямый… У Михи четыре курса универа. Народ не сермяжный, точно тебе говорю… Ну, без обид?

Вадим исподлобья оглядел их, протянул:

– Без обид… Значит, две недели?

– За две недели мы эти профиля всяко разно пройдем, – заверил Мухомор. – Лишь бы дожди не нагрянули, тогда, конечно, затянется. Ну, за знакомство?

Вадим допил бутылку. Он и в самом деле не собирался поднимать бунт. Во-первых, Нике вожжа попала под хвост. Во-вторых, вряд ли они врали насчет девяноста километров и полного безлюдья. В-третьих…